Я тут послушала песню Минчина, которую кто-то репостил, и блин... Как всегда встала главная проблема Минчина: текст, смысл, все понятно, круто, умно. Но такая музыка! Такая песня! Прошло время петь про фак ю мазафакин поуп, пришла пора петь про катаракту мамы Сэма
хмм. ладно, назовем это какой нибудь ебулдой типа уровни раскрытия личности при возрастании глубины контакта [...] а можно это просто назвать наоборот - приближение к осознанию факта, что за тварь перед тобой стоит.
Фэндом: Don't Starve Автор: Disk D Персонажи: Честер, Уилсон Рейтинг: PG, джен Жанр: приключения, слайс-оф-лайф, флафф Размер: мини Саммари: повседневность в суровом мире сурова и может оканчиваться внезапно. POV Честера, элементы AU
читать дальшеВоняло тут будь здоров. Я порычал на свиные головы, погонялся за мухами и попрыгал на досках - просто заглядение какой от этого получается треск. Потом я сунулся поглядеть, что он там делает, и толкнул случайно под локоть. - Чес, уймись, - рявкнул он. Он возился с кусками большой плоской штуки, собирая их друг с другом. "Наука", так он довольно говорил на привалах, и иногда смеялся, поднимая руки, перед своей странной железной машиной, дышащей паром. Из нее можно было достать нужные вещи, если положить внутрь всякую дрянь вроде травы или камней. "Магия", говорил он на привалах и хмурился, а пламя костра от этого тускнело, и мне казалось, что я слышу очень тихую, вроде веселую, но ужасно мерзкую музыку. - Магия, - сказал он и сел на доски, разглядывая округлую плоскую штуку, которую только что собрал. С чавкающим звуком все трещины в ней затянулись. Фу, мерзость! Я зарычал. - Тихо, Чес. Хороший мальчик, - он ласково потрепал меня, а потом сунул руку мне в брюхо, отыскивая кусочки печеной моркови. - Красиво получилось, а? А я думал, что не силен в пазлах. Вот так-то, Честер... дружище... Еще одного туза в рукав мне все-таки дали. Он дожевал морковь и вытер рот, молча глядя на плоскую штуку, будто примеряя ее к себе, и взгляд у него стал застывший, жуткий. Я тоже хотел посмотреть, но мне было высоко, и я посмотрел из гляделки, которую он носил в кармане - все вещи разом стали меньше, зато хорошо видно. Плоская штука, веревки вокруг. Значки на сером, доски скрипят, когда переминаешься с ноги на ногу. Черные точки мух. Их все одно не переловишь. Он повернулся - мир качнулся туда-сюда вместе с гляделкой в кармане, - и пошел вперед, и я только и успел, что поскакать следом.
*** В брюхе у меня была куча живых кроликов и одна ворона, тут пасть не очень-то пооткрываешь, да и бегать с ними трудно, хотя и без этого от гончей убежать непросто. Но он бегать не хотел. "Мне нужна трость, Чес, так что прислушивайся и нюхай как следует - здесь должны водиться наши песики, и, будем надеяться, не в одном экземпляре". Нюх у меня впрямь ничего, но, по честности, я бы его использовал для того, чтобы быть от гончих подальше. Да чего теперь об этом разводить. Я за лапу тяпнул ее все-таки пару раз, но ей от этого ни жарко не стало, ни холодно, а вот мне в бок она вцепилась так, что я чуть не выпустил кроликов, взвыв, как при смерти. А он уже расправился со своей псиной, и, обернувшись на звук, подскочил к нам сбоку и вытянул грызущую меня тварь копьем как следует. Та вскинулась, но до него ей было не дотянуться, так что все, что ей оставалось - вцепиться в меня еще яростнее, и так она и сделала. В глазах у меня потемнело. Из-за недавних щупалец еще, наверное - я до сих пор особо не оклемался от них, вот и наложилось одно на другое. Терпеть болота не могу. А так-то я выносливый. Я снова хотел завыть, но получился только скулеж. Гончая рычала у моего уха, как сотня гончих. Тогда он зарычал сам не хуже гончей и вонзил копье ей в бок со всей силы, да еще плечом налег, и она издохла. Он упал на колени, разжал песьи зубы и сразу же стал меня осматривать - полез в брюхо, ощупал всех кроликов и ворону. - Молодцом, Честер, - сказал он с облегчением, и почесал мне живот, и погладил по голове, и вытащил клык, застрявший в ране. Я облизал ему лицо, - он обычно терпеть этого не может, но тут только посмеялся и положил клык мне в брюхо. Огонь на привале он развел в этот раз что надо, и я, с перемотанным боком, дремал в тепле под паровые шумы железной машины.
*** С тростью он стал ходить гораздо быстрее, и я иногда не поспеваю за ним - приходится садиться и ждать, особенно если мы в лесу. Но, само собой, он всегда приходит обратно. Воздух по ночам уже холодный, а сами ночи все длиннее и длиннее. Кролики в оцепенении лежат у меня в брюхе: он бережет их для чего-то, ни одного еще не съел. Недавно утром были заморозки - мне ничего, а он страшно ругался, напяливая после бесполезную уже теплую шапку, и ел крылья бабочек вместо ягод на завтрак. - Перезимуем, - мрачно говорит он мне время от времени. Мы больше не бродим по свету, устраивая привалы, где придется. Теперь он все тащит в одно место, к двум своим паровым машинам. Место-то неплохое - на границе леса и кроличьих угодий, да и море рядом, - но он с каждым днем мрачнеет все больше. Иногда он рассказывал мне что-нибудь на привалах, пел или читал вслух песни без музыки, под это здорово спится, - но теперь если и рассказывает что, так разные способы, какими он убьет какого-то вонючего ублюдка, когда до него доберется. "Дай только дотянуть до весны", - говорит он и улыбается. Вокруг рта и на щеках у него отросла черная шерсть, и улыбка всякий раз выходит, как у гончей.
*** Мы собирали ягоды в старых местах, в дне пути от той странной плоской штуки, о которой он больше не вспоминал. Ему всякий раз приходилось подзывать меня, чтобы сунуть их мне в брюхо. Потом он остановился и сказал вслух: - Да, еще телогрейка не помешала бы. Я прислушался. Далеко справа был слышен слишком знакомый насекомый перестук. Паучье логово! Он съел горсть ягод, которые держал в руке, и устремился на звук. Нам не повезло - там было два логова вплотную друг к другу. Я прижался к земле и ощетинился, но пауки набросились на добычу покрупнее. Сначала он дрался, потом отбежал за паутину, надеясь отманить их и заставить нападать по одному, но это твари стайные, а мы здорово их разозлили. Спустя пару мгновений он упал; еда и вещи рассыпались по траве и паутине. Я подпрыгнул, чтобы разглядеть его, нырнул в гляделку, но из той было видно только небо и верхушки елок. Он исчез. Пауки еще пошипели, но я не двигался, и они, потоптавшись по остаткам вещей, убрались в коконы. Его нигде не было. Он не истаял, как дохлая гончая, и не остался на земле - он исчез. Я осторожно подошел ближе. В груде вещей лежали какие-то кости, белые и выветрившиеся. Зашевелился и, пошатываясь, побрел прочь кролик. Я принюхался. Вещи ничем больше не пахли, они были сами по себе. Земля тихо дрогнула, как будто где-то, кажется, южнее, в нее ударила молния. Я принюхался еще раз. Запах не исчез совсем, просто он тоже был теперь где-то дальше, к югу. Я еще раз посмотрел из гляделки, увидел себя, вставшего над ней, ель и тучи сверху - скоро пойдет снег. Видно было мутно. Гляделка часто моргала, а потом совсем зажмурилась. Может, пауки сломали ее, когда топтались по костям. Я подтолкнул ее ногой и снова принюхался. Далековато. Но до нашего лагеря еще дальше. Я проглотил трость и зимнюю шапку и повернулся к югу, стараясь не потерять след. Если я буду бежать очень быстро, то, надеюсь, успею.
Я, кажется, рассказывала, а может кому-то и не рассказывала, про инициативу BrainUp. Это люди самопроизвольно собираются проводят лектории на разные темы со свободным входом. В Москве - в Зеленой двери, про Питер как-то все непросто. Так вот мне их паблик выплюну в новости прекрасное:
Не вляпайтесь! РПЦ готовят "альтернативу" Брейнапу.
Автор курса Андрей Хунджуа является доктором физико-математических наук, профессором кафедры физики твердого тела физического факультета МГУ. Помимо научных публикаций и учебников, Хунджуа вместе с доцентом физфака Виталием Неделько являются авторами книги «Основы современного естествознания: Православный взгляд». В статьях, посвященных мировоззрению и естествознанию, Хунджуа подвергал критике устоявшиеся взгляды на эволюцию и писал, в частности, что «нет оснований для того, чтобы считать неандертальца предком человека, это просто человек, живший в бедности, страдавший артритом и, возможно, сифилисом» и что «ответ на вопрос о происхождении языка прост, если признать существование Творца и разумное творение нашего мира». Совместно с Неделько Хунджуа писал, что «эволюционизм – не строгая научная теория, а мнение группы ученых, внедряемое в умы людей усилиями СМИ» и что «для православного человека нет веских причин согласовывать свое мировоззрение с эволюционными идеями». [x] - оригинальное сообщение [x] - лентару
Записи брэйнапов можно посмотреть на их канале на ютубе. Сама еще не успела посмотреть, но мне жутко нравится идея.
UPD: Студентам МГУ, посещающим межфакультетские курсы, в осеннем семестре 2013/2014 расскажут о «научно-техническом прогрессе и падении нравов», «гипотетичности эволюции» и «забвении истинных ценностей». Такие пункты значатся в аннотации (edu.msu.ru/mfk/attachment/119/annotation.pdf) к курсу «Мировоззренческие вопросы современного естествознания», который прочитает профессор физического факультета Андрей Хунджуа.
То есть это не просто книженька, которую захотели и написали. По ней будут читать курс в МГУ! Пока что не принудительно. Сообщение целиком здесь.
Я в кои-то веки дочитала книжку,которой прокомпостировала мозг уже, кажется, всем, и сейчас будет финальный компостирующий пост. Книга называлась "(Нео)сознанное. Как бессознательный ум управляет нашим поведением", автор Леонард Млодинов. читать дальше Если кто не знал или забыл, Млодинов - ученый-физик, соавтор Хокинга в его последних научно-популярных книгах, собственно оттуда-то я его и узнала, и его фамилия - единственное что подтолкнуло меня к покупке книги, потому чтоиз оформления обложки, аннотации и даже оглавление следовало, что это книга про мотивацию и прочие стартапы, что мне совершенно не интересно и не нужно, тем более что перед этим я как раз поневоле одну такую прочитала, про что есть отдельная печальная история. Но тут все оказалось куда масштабнее и интереснее.
Наш род, Homo, развивался пару миллионов лет. Эволюция мозга происходит много тысяч и миллионов лет, но в цивилизованном обществе мы живем меньше одного процента от всего этого времени. Значит, как ни набивай мы голову знанием XXI века, орган внутри нашего черепа — по-прежнему родом из каменного века.
Начну с конца и с плохого, а именно - с плохого конца. К моему ужасу закончилось все как раз мотивационной речью, с само собой разумеющимся цитированием Той Самой Речи Стива Джобса, и долгими разглагольствованиями о том, как нужно и важно верить в себя, что если и не противоречит всему тому, что было написано ранее, то уж во всяком случае из него не следует, да и вообще заканчивать, пожалуй, следовало несколько в другом ключе. Еще у меня осталась пара-тройка очень конфузящих вопросов, которые я лучше озвучивать не буду, чтоб не отбить у кого-нибудь желание почитать, потому как они могут
Теперь о главном, о хорошем. Всю дорогу мне рассказывало про бессознательное. Но не то, которое по Фрейду, а то, что обусловлено деятельностью тех частей нашего мозга, которые недоступны нашему уму в силу нашего физиологического строения, архитектуры мозга. Той деятельностью, которую можно наблюдать с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии. Согласно учебникам по человеческой психологии, наша сенсорная система ежесекундно отправляет мозгу около одиннадцати миллионов бит информации... сознательный ум и близко не в силах усваивать cтолько информации. Реальный объем входящих данных, с которым как-то можно управиться, — от шестнадцати до пятидесяти бит в секунду. Мне рассказали о том, как несовершенно наше зрительное, слуховое, тактильное восприятие, как работает память, каким образом на самом деле мы понимаем, что мы чувствуем [одна из самых удивительных и чудовищных вещей. Так привычно и логично думать, что происходит все по схеме нас обидели - нам обидно - мы расплакались. Ан нет, все совсем наоборот.] Со мной поговорили о важности социальных контактов. [Тут тоже полный привет. Мне снова говорят, фактически, о том, что сознание - побочный продукт языка, который был необходим для успешной кооперации больших групп людей. То бишь, если бы человекообразные обезьянки когда-то не начали собираться группами свыше ста человек, то хуй бы нам, а не Декарт.] Если совсем в двух словах, то суть в том, что пропасть между тем, что происходит вокруг [и внутри] нас в реальности, и тем, как это нам видится, огромна. И об этом нужно знать и помнить постоянно. Мне рассказали об эволюционной природе стереотипов, немного,в основном между строк, заикнулись о религии. О предубежденности, самодовольстве, о групповом поведении, соответствии ожиданиям, о самореализующихся пророчествах.
Я в последнее время горазда советовать да указывать, но я твердо уверено что эту книгу стоило бы не только прочитать всем. Ее стоит время от времени еще и кусочно перечитывать, чтобы не задаваться и помнить,что если мы, человеки, и Царь Зверей, то не своими силами, а силами той самой коробочки, которая досталась нам в наследство еще от каменного века.
Эволюция создала человеческий мозг не для того, чтобы он себя доподлинно постигал, а для того, чтобы мы выжили.
Оказывается, в самом начале войны наш всеми любимый Пелам Гренвилл оказался в лагере для интернированных иностранцев во Франции, о чем позже рассказывал на берлинском радио все в той же своей непередаваемой манере, и оставаясь на сто процентов англичанином. Текст настоятельно рекомендуется к прочтению.
Передача первая
Говорит Немецкая радиостанция на коротких волнах. В нашей Берлинской студии сейчас находится мистер П. Г. Вудхауз, знаменитый писатель, создавший образы неподражаемого Дживса, Берти Вустера, лорда Эмсворта, мистера Маллинера и других замечательных героев. Мистер Вудхауз почти целый год провел в Германии, после того как немецкие войска заняли его виллу в Северной Франции. За это время он закончил новый роман, который, как я понимаю, находится сейчас на пути в США, где будет напечатан, и приступил к работе над следующим романом. Мы подумали, что американским читателям будет интересно послушать самого мистера Вудхауза, поэтому мы пригласили его к нашему микрофону, чтобы он лично рассказал о том, как и что с ним произошло.
У микрофона – мистер Вудхауз.
Очень может быть, что мой сегодняшний рассказ покажется слушателям немного бестолковым, а мои рассуждения несколько бессвязными. Но это, как сказал бы Берти Вустер, легко поддается элементарному объяснению. Видите ли, я только что вышел на свободу после сорока девяти недель, проведенных в немецком лагере для интернированных гражданских лиц иностранного подданства, и последствия пребывания в нем еще не совсем прошли. Ко мне до сих пор не вернулось полностью мое непобедимое душевное равновесие, за которое мною в прошлом все так восхищались.
Оно понемножку возвращается, не беспокойтесь. Загляните ко мне через недельку-другую, и вы будете очень удивлены. Но пока что я чувствую себя слегка не в своей тарелке, меня так и подмывает время от времени делать паузу, чтобы заняться вырезыванием бумажных человечков или втыканием соломы в волосы, сколько их там у меня осталось.
К таким результатам, должно быть, всегда приводит долговременное нахождение за решеткой, а я начиная с 21 июля 1940 года все время проводил в разных «и-лагах». «И-лаг» не следует путать с «оф-лагом» и «шта-лагом». «Оф-лаг» – это куда отправляют пойманных офицеров, а «шта-лаг» предназначен для рядового состава. Нашему же брату, штатским иностранцам, полагается «и-лаг» – чему мы, конечно, несказанно рады.
С тех пор как я занялся этим бизнесом – то есть сидением в лагерях, – мне довелось побывать ни много ни мало как в четырех «и-лагах», из них одни были более и-лаговые, другие – менее, но все-таки. Сначала нас посадили в тюрьму, потом в казарму, потом в средневековый замок. И только после этого в один прекрасный день на плацу ко мне и остальным нашим ребятам присмотрелись получше и наконец-то приняли правильное решение. Нас отправили в город Тост, что в Верхней Силезии, и поместили в местный сумасшедший дом, где я и провел последние сорок две недели.
Жилось там, во многих отношениях, вполне сносно. Вообще жизнь в концлагере имеет свои преимущества. Во-первых, не бегаешь по кабакам, и освобождается время для чтения. И кроме того, можно хорошенько отоспаться. А главный недостаток состоит в том, что не бываешь дома. Горько думать, что ко времени нашей следующей встречи моя собачка-пекинес меня уже совершенно забудет и прокусит мне икру до кости, как она неизменно поступает с незнакомыми людьми. И по-видимому, возвращаясь к жене, я должен буду запастись рекомендательным письмом, на всякий случай.читать дальше
Юноши, начинающие строить жизнь, нередко спрашивают меня, как бы им попасть в концентрационный лагерь? Для этого, говорю я, существуют разные приемы. Я лично воспользовался таким: покупаешь виллу в Ле-Туке на побережье Франции – и жди, пока придут немцы. По-моему, этот способ самый верный и самый необременительный. Ты покупаешь виллу, а все остальное делают они.
На мой вкус, они бы вообще могли не появляться. Но они смотрели на дело иначе и двадцать второго мая приехали – кто на мотоциклах, кто пешком, и все как один явно с намерением погостить подольше.
Все это происходило при соблюдении тишины и порядка. Хорошо то, что Ле-Туке – мирное местечко, расположенное в стороне от больших дорог и от общего направления атаки. Армия, имеющая целью выйти на побережье, естественно, будет продвигаться по шоссе прямым ходом на Булонь, а не станет на первом углу после Этапля сворачивать влево. Так что у нас никакого шума и мордобоя не было. Для меня дело ограничилось лишь тем, что я однажды утром прогуливался с женой по лужайке перед домом, и вдруг жена, понизив голос, говорит: «Не оглядывайся, но приехала немецкая армия». Смотрю, действительно, приехала армия, бравые такие молодцы в нарядной зеленой форме, и у каждого в руке пулемет.
Когда ты неожиданно обнаруживаешь, что со всех сторон окружен вооруженными силами вражеской державы, реакция на это открытие бывает довольно интересная. Ты напрягаешься. В первый раз при виде немецкого солдата за своим забором ты испытываешь потребность подскочить вертикально вверх на десять футов, что ты и делаешь. Неделю спустя ты уже подскакиваешь только на пять футов. Ну, а потом, когда прожил с ним бок о бок в небольшой деревушке два месяца, неизбежно начинается братание, и ты сожалеешь, что не выучил в школе немецкий язык – вместо греческого или латыни. Я из всего немецкого языка знаю только одну фразу: EsistschonesWetter – и, раз пустив ее в ход, остаюсь совершенно безоружен, так что дальнейшее наше общение поневоле проходило в форме взаимообмена нежными улыбками.
За те два месяца я достиг в технике нежных улыбок немалых высот. Моя вилла со всех сторон окружена соседскими домами, и в каждом из них жило по немецкому офицеру, которые довольно часто наведывались к нам присмотреть за порядком. А рядом во дворе стояли парни из рабочей части, и с ними у нас установились совсем близкие отношения. Не проходило вечера, чтобы двое-трое из них не забегали принять в моем доме ванну с последующим сеансом обмена нежными улыбками на крыльце.
Так день за днем весь июнь и июль текла наша спокойная счастливая жизнь, не омраченная ни единым неприятным инцидентом. Ну, может быть, было что-то раз или два, но не больше. Как-то явился господин административного вида, без малейших признаков любезности в манерах, и заявил, что ему нужен мой автомобиль. А также радиоприемник. И вдобавок еще велосипед. Последнее меня больно задело. Без автомобиля я готов был обойтись, радио почти никогда не слушал. Но этот велосипед я любил. Я посмотрел господину прямо в глаза и сказал: «EsistschonesWetter» – самым что ни на есть суровым тоном. Мне хотелось его уязвить. И что же он мне ответил? Ничего. Что он мог возразить? P.S. Велосипед он забрал.
Но все это были мелочи, легкая рябь по тихому течению жизни на оккупированных территориях. А в целом у нас продолжала царить атмосфера мира и доброжелательства. Я был свободен в передвижениях – если не считать запрета выходить на улицу после девяти часов вечера. Вскоре я впал в такую беспечность, что даже возобновил работу над романом, прерванную в связи с наплывом военнослужащих. Но тут поступило распоряжение, чтобы все английские подданные каждое воскресенье в двенадцать часов являлись в Пари-Пляж отмечаться в комендатуре. До Пари-Пляжа от нас три мили, а так как велосипед у меня похитили, такая обязанность была для меня довольно обременительна. Однако я бы не стал роптать, если бы этим дело ограничилось. Но оно не ограничилось. В одно прекрасное воскресное утро, когда я уже вышел на финишную прямую и приближался к дверям комендатуры, мне встретился один из наших местных англичан с чемоданом в руке.
Это мне уже не понравилось. Я ощутил невыразимый ужас. Вудхауз, старина, сказал я себе, похоже, что начинаются осложнения. И спустя несколько секунд опасения мои оправдались. Я вошел в комендатуру и застал там волнение и суматоху. Я сказал пару раз: «EsistschonesWetter», – но никто не отозвался. А вскоре появился переводчик и объявил, что нас всех интернируют.
Это был удар. Вдруг, ни с того ни с сего, как гром среди ясного неба. Не будет преувеличением сказать, что на минуту старый маэстро задрожал, как плохо схватившееся бланманже. За много лет до того, на одном рауте, когда слегка разбушевались страсти, кто-то шмякнул меня по переносице порцией кровавого бифштекса в деревянном лотке. И вот теперь я почувствовал себя точно так же, как тогда. Такое ощущение, будто стоишь, а мир вокруг тебя качается и разваливается на куски.
Я не знал, что на самом деле мне еще повезло гораздо больше, чем многим другим людям, одновременно со мной угодившим в сети. В то воскресенье по всей Франции задерживали и увозили английских подданных, не давая времени на сборы, и в Булони люди прямо так, в чем были, жили целую неделю на железнодорожном вокзале. По какой-то неизвестной причине для нас в Ле-Туке вышло послабление. Нам разрешили побывать дома и собрать кое-что с собой, а так как мой дом находился в трех милях от комендатуры, меня даже отвезли на автомобиле.
Однако, на мою беду, солдат, которого отрядили со мной, не принадлежал к числу людей, полагающих, что собираться в дорогу следует вдумчиво и не спеша. Я представлял себе, что приеду, приму холодную ванну, переоденусь и перекушу, а потом, усевшись в кресло, закурю сигару и составлю список того, что надо взять с собой, а что можно оставить. А он придерживался мнения, что мне на все про все с лихвой довольно будет пяти минут. Сговорились, в конце концов, на десяти.
Хочу специально обратить внимание моих будущих биографов на следующее обстоятельство: у меня сразу же мелькнула мысль, что вот наконец я смогу препоясать чресла и прочесть на досуге Полное собрание сочинений Уильяма Шекспира. Последние сорок лет я все время собирался за него взяться, но все как-то так получалось: бывало, только схрупаю «Гамлета» или там «Макбета» и засучу рукава, чтобы разделаться с «Генрихом Шестым», части первая, вторая и третья, как на глаза попадается что-нибудь вроде «Загадки замка Зед», и воля моя слабеет.
Что означает «интернируют», я не знал – возможно, это на годы или даже навсегда, а с другой стороны, тут может быть дел всего на пару недель, – но так или иначе, все определенно указывало на Полное собрание Уильяма Шекспира, и его я первым сунул в чемодан. Рад сообщить, что в настоящее время голова моя набита Шекспиром до отказа, так что каковы бы ни были прочие последствия моего сидения в концлагере для гражданских лиц иностранного подданства, но по этой линии я остался в выигрыше.
Горькой была разлука с моим романом, там остались недописанными всего пять глав. Но место в чемодане решает все, как сказал бы Дживс, и пришлось нам расстаться. Теперь он находится где-то во Франции, и я еще надеюсь с ним когда-нибудь встретиться, потому что это был неплохой роман, мы с ним дружили.
Не знаю, что взяли бы с собой в сходной ситуации мои слушатели – при том еще, что за спиной стоял немецкий солдат и покрикивал: «Шнель! Шнель!» – или что-то в этом духе. Надо было соображать моментально. В результате я упаковал табак, карандаши, блокноты, шоколад, печенье, пару брюк, пару ботинок, несколько рубашек и два или три носка. Жена пыталась приложить еще фунт сливочного масла, но я отбился. Нет пределов тому, что способен учинить в небольшом чемодане фунт сливочного масла в погожий летний денек. И если уж читать Шекспира, то Шекспир, по моему убеждению, лучше идет без масла.
В конце концов, единственной важной вещью, которую я с собой не взял, оказался паспорт, его как раз надо было уложить в первую очередь. У свежеинтернированных иностранцев паспорт спрашивают беспрерывно, и на тех, у кого его нет, смотрят косо и задают им вредные вопросы с подковыркой. Я впервые на своей шкуре испытал, что такое классовые различия, когда попал в категорию интернированных без паспорта и на общественной лестнице оказался где-то между мелким гангстером и портовой крысой.
Захлопнув чемодан и простившись с женой и с младшей собачкой, я пресек попытки старшей втиснуться силой в автомобиль, дабы сопровождать меня к месту заключения, и мы возвратились в комендатуру. А вскоре меня вместе со всеми нашими, общим числом двенадцать человек, погрузили в автобус и повезли в неизвестном направлении.
Неудобство путешествий в качестве интернированного лица состоит в том, что тебе неизвестен пункт назначения. Как-то нервно себя чувствуешь, когда, отправляясь в путь, не знаешь, предстоит ли тебе пересечь всю Европу, или же тебя везут в соседний городок. На самом деле мы ехали в Лоос, пригород Лилля, за сто миль от Пари-Пляжа. В общей сложности, с остановками, чтобы прихватить еще кое-кого из членов-учредителей, у нас ушло на дорогу восемь часов.
Удовольствие, испытываемое транспортируемыми от такой поездки, в большой мере зависит от умонастроения главного сержанта. Наш оказался милягой, он давал сигареты и позволял на остановках выходить за красным вином. Так что все путешествие походило на мирную экскурсию школьников на лоно природы. Тем более что мы все друг друга хорошо знали и неоднократно друг с другом общались – правда, в несколько иных обстоятельствах. Трое были членами нашего гольф-клуба: Артур Грант, инструктор, Джеф, игрок, и Макс, подносчик клюшек. Кроме них, среди нас еще был Элджи, владелец бара на Рю-Сен-Жан, и Элфред, кабатчик на Рю-де-Пари. И остальные, вроде Чарли Уэбба и Билла Илиджа, которые содержали гаражи, тоже были в Пари-Пляже фигуры заметные. Словом, не поездка, а пир духа и излияние душ.
Тем не менее, когда начали спускаться вечерние те ни и стал выветриваться хмель от красного вина, у нас у всех на сердце заскребли кошки. Мы почувствовали, как далеко мы от дома, и ничего хорошего не видели впереди.
Что именно ожидало нас впереди, никто из нас себе не представлял. Но предчувствия у всех были нерадостные. Мы опасались худшего.
И общее настроение не улучшилось, когда наш автобус, проехав через Лилль, свернул в переулок, прокатился зелеными лугами под развесистыми дубами и встал перед мрачным сооружением, в котором нельзя было не угадать местную каталажку, иначе говоря – тюрьму. Отталкивающего вида мужчина в мундире французской провинциальной полиции распахнул перед нами ворота, и мы въехали на тюремный двор.
На следующей неделе – «Веселые ребята в Лоосской тюрьме».
Перед вами выступал мистер Вудхауз с первой из серии еженедельных передач, которые мы будем транслировать по этой станции.
Да, я еще начала читать Докинза, и он меня несколько... смутил еще в предисловии. Во-первых, я конечно понимаю, что живу на пространстве бывшего победившего исторического материализма, где пока еще не стыдно признаваться в собственном атеизме, но все же как-то поспокойнее надо быть. Очень уж он давит про то, как высоко и гордо нужно поднимать свою атеистическую голову. Ну и во-вторых: "В отличии от евреев, которые, как широко известно, являются в США одной из самых эффективно действующих политических кулуарных группировок..." сириосли?
Нет-нет-нет, упаси меня боже кого-то критиковать, тем более ученых с мировым именем, тем более по прочтении всего восьми строк, я просто заметила.
Константин Шлыков Что-то последнее время БВ несколько напрягают. Типичная секта (кстати, младокреационисты, да и вообще Библию буквально трактуют), в каждой бочке затычка, да ещё и при государственной поддержке. То в музей Дарвина с листовками ворвутся, то геев камнями из-за спин ОМОНа закидают, теперь вот "оскорбляются" активно, явно развязывая конфликт... Не удивлюсь, если ещё и экстремистских "Православий или Смертей" не гнушаются. Кстати, у них на сайте есть замечательная инструкция о том, как правильно спорить с эволюционистами: www.zakrest.ru/2012/09/creatio.html Но это не самая упоротая статья - на сайте сотни материалов, вплоть до "доказательств" геоцентричности вселенной...
надеюсь, автор комментария Константин на меня не обидится.
Я закончила с индейцами, теперь еще немного про донт старв. Во-первых. Все немного сложно, потому что Крабе запретила ей спойлерить, но в двух словах дело обстоит так. Помимо обновлений к игрушке, Klei выпускали еще и некие головоломки, решая которые можно было узнать разные умопомрочительные сюжетные штуки, например, про Максвелла. Про это можно поподробнее почитать вот здесь. Еще на той же донтстарв-вики есть ссылка якобы на полную разгадку всей головоломки, но если пройти по ней видно почему-то только ниочемное видео на ютубе короче янипонял.
Не знаю, выпускают ли они какие-то плюшки до сих пор. По логике должны, потому что саму игру продолжают обновлять, но еще не все тайны раскрыты,а обсуждения не утихли.
upd: офигеть, там все еще что-то происходит. 17го числа вышел новый трейлер про обновление. И где-то в нем была закопана Очень Секретная Ссылка на вот это: тык. И теперь, значит, народ что-то там по этому поводу гадает.
В 1959 социопсихолог Милтон Рокич собрал троих психиатрических пациентов в больнице Ипсиланти в Мичигане. Все трое верили, будто они - Иисус Христос. Как минимум двое из них, по идее, заблуждались, Рокичу интересно было посмотреть, как они буду с этим разбираться. ("Неосознанное", Леонард Млодинов)
Я еще отела потащить из уатчепелофэндома всякого, но там слишком много, ходите смотрите сами, я после просмотра люблю весь мир. fk-2o13.diary.ru/p190924833.htm